«Ель моя, ель, уходящий олень…»

Вспомним: раньше в канун Нового года любой дом встречал нас терпким запахом хвои. Сегодня он стал редкостью. Сверкающие серебром или золотом, отливающие синим, малиновым, фиолетовым, искусственные металлические «ели», конечно, придают блеск и нарядность нашей квартире. Но, увы, не радуют нас ароматом и живой естественностью хвоинок, которые рождали атмосферу ожидания праздника и особое, радостное настроение. И, провожая в небытие эти добрые приметы прошлых новогодних праздников, вспоминаю наиболее яркие. У каждого они, конечно, были свои, но, наверное, так или иначе связаны с лесной красавицей.

Вот моя самая первая елка ...Это было еще до войны, когда только-только было официально разрешено отмечать Новый год. До этого праздновали тайком, наряжая вместо елки какое-нибудь комнатное растение. Мои родные, например, радуя меня, украшали пальму, правда, я этого не помню. А вот первая настоящая елка осталась в памяти, хотя прошло уже больше …лет! До сих пор вспоминаю каждую мелочь. Как, поставив на страже бабушку, плотно закрыли дверь в соседнюю комнату. Как папа и мама за ней творили нечто загадочное - чем-то шуршали, звякали, переговариваясь вполголоса. Как, выходя оттуда, тушили свет, чтобы я не подглядел. Как снова закрывались и продолжали таинство.

Наконец, уж не помню, в полночь или раньше, дверь распахнулась, вспыхнул яркий свет и я увидел ее. Зеленую, пахучую, всю в огоньках разноцветных свечек, сверкающую, увешанную разнообразными игрушками! Добрая половина из них были самодельные, но какое это имело значение! Я был счастлив. Безумно счастлив. Не знаю, способно ли доставить столько радости малышу нынешнее синтетическое «чудо»?

Подобную елку-сюрприз одобряют не все. Многие считают, что ребенку самому приятнее наряжать новогоднее дерево. Возможно, это тоже хорошо, судя по радостному возбуждению моей дочери, принимавшей самое деятельное участие в развешивании игрушек. Жать только, что эффект чуда тут пропадает. Ладно, пусть! Главное, чтобы дерево было живым и красивым. Эрзац-елку и нарядить-то невозможно!

Потому, наверное, раньше живые деревья пользовались куда большим спросом, чем искусственные. Запасы их на елочных базарах опустошались мгновенно - всем знакомы фигуры опоздавших, уныло бродящих по пустой площадке и перебирающих ободранные стволы - вдруг найдется с веточками! Знакомо и другое - воровито крадущиеся по ночам фигуры с елочкой, спиленной на улице. При всей своей возмутительности это тоже говорило о тяге людей к живым деревцам.

Говорят, искусственные елки сберегают хвойные насаждения. Но лесники стали специально выращивать такие деревца на продажу. Правда, их надо было тщательно охранять от любителей даровых «елочек». Однажды во время съемок телепередачи на эту тему со мной произошел трагикомический случай. Дело было 30 декабря. Пока снимали, замерзли отчаянно. Лесники повели нас греться в свой вагончик, где жарко горела печка. Скоро мы заметили, что по вагончику летает какое-то насекомое, разбуженное внезапно наступившим теплом. «Муха, - подумал я и даже запротестовал, когда кто-то захотел ее прихлопнуть, - пусть, мол, порадуется теплу». Но «муха» не оценила подобной доброты и, забравшись в рукав куртки, укусила меня, когда я одевался. Выяснилось, что это была оса.

К вечеру рука стала краснеть, пухнуть, а наутро раздулась и одеревенела. Пришлось вызывать «скорую». Самое интересное, что медики появились у меня через десять минут, как и положено приезжать по вызову. Свою оперативность они объяснили любопытством: «Было интересно узнать, как могла укусить оса в такое время?» Кончилось все хорошо. Мне сделали укол, рука приняла нормальный вид, и Новый год я встретил без помех у симпатичной елочки, подаренной лесниками в утешение за «производственную травму».

А как грустны новогодние праздники без наряженной елки! Случались и у меня такие. И по бедности - в дни эвакуации, когда не то что елки еды не было! И по необходимости, как на солдатской службе, когда 31 декабря лишь отодвинули до полуночи отбой, чтобы мы услышали бой Кремлевских курантов.

И только раз мне случалось в новогоднюю ночь по своей воле сбежать от наряженной елки, чтобы провести праздничную ночь в лесу, которая сполна вознаградила меня за этот побег. Это было, когда мы с друзьями встречали Новый год в Приэльбрусье. Не в шикарном отеле - в маленькой комнате родственника. Украшенной елки там не было. Зато вокруг шумели знаменитые баксанские сосны, с лихвой заменявшие ее. И стояли вершины, воспетые Юрием Визбором в песне «Снегопад», которую мы пели, коротая время до полночи среди других, близких сердцу.

Снегопад, который начался ближе к ночи, встретил нас, убежавших из душной комнатки к морозному воздуху и соснам в белых пушистых шапках. Огни поселка остались позади. В их слабом отблеске не столько виделось, сколько угадывалось плавное кружение снежинок. Мерцающая пелена снегопада отсекла весь остальной мир, оставив нас наедине с Эльбрусом. Его подножие угадывалось где-то рядом, а вершина терялась там, за облаками в звездной выси. И почувствовалось невольно: великану нет дела до наших забот и хлопот, бедствий и радостей. Даже столь важную для нас смену года минувшего грядущим он не различит в чреде прожитых им тысячелетий. И почудилось в тот полночный час, что Эльбрус невидный, но ощутимый в своей громадности, приоткрыл нам тайну Вечности, для которой нет разницы между мигом, годом и веком. И сразу ближе стали строки визборовской песни, написанной где-то здесь же, может быть, в такую же колдовскую ночь, - о том, что «В мире есть два одиноких существа: Человек и эта белая гора.

И снегопад на белом свете, снегопад.
Просыпаются столетия в снегу.
Где дорога, а где мелкая тропа,
Разобрать я в снегопаде не могу».

С тех пор я по-разному встречал Новый год. Но никогда, даже в миг смены тысячелетий, не ощущал столь явственного прикосновения к величию и невообразимой огромности Времени, которое подарил мне Новый год среди сосен у подножия великана-Эльбруса. И уж, конечно, ни я, ни вы никогда не ощутите ничего подобного, сидя у жестяной «елки», как бы она ни сверкала!