Прощаясь с годом Есенина

В школе конца 40-х годов, когда я заканчивал ее, Есенина не изучали - лишь скороговоркой упоминали. Отрицательно относились к нему и моей семье, приверженной традициям культуры XIX столетия. Дядя Костя, мой авторитетный наставник по многим вопросом, был поклонником Маяковского, а в то время, как известно, эти поэты противопоставлялись друг другу. Мама на все попытки говорить о Есенине цитировала фразу из «Письма матери»: «…саданул под сердце финский нож». Ее «вульгарность» для поклонницы классической поэзии затмевала все остальные есенинские строки.

К счастью, именно тогда я «заболел» поэзией, сам начал писать стихи и, конечно же, зачитывался поэтическими сборниками, какие мог найти. Нашел, конечно, и Есенина. Он покорил меня певучестью строк, красотой чувств, яркостью образов. Плюс блестящее владение словом и рифмой, замечательные картины природывсе это не могло не запасть в душу. Совсем недавно я стал припоминать оставшиеся смолоду в памяти стихотворные строки - оказалось, что после лермонтовских и пушкинских больше всего знаю есенинских стихов.

На филфаке нашего института Есенина тоже тогда не жаловали, но среди студентов я все же находил единомышленников, любивших его. А близко соприкоснуться с любимым поэтом помог мне профессор Виктор Иосифович Филоненко. Он довольно заметно выделялся на невзрачном фоне наших педагогов не только высокой культурой, но и широкой образованностью, богатейшей эрудицией. Отношения наши со временем вышли за рамки обычного общения преподавателя и студента. Несмотря на большую разницу в возрасте и положении, он относился ко мне, как к младшему товарищу. Нередко приглашал к себе домой, где мы часами беседовали на разные темы.

Однажды разговор зашел о моем увлечении Есениным и спустя некоторое время он неожиданно получил очень приятное для меня продолжение. Пригласив в очередной раз к себе, Виктор Иосифович познакомил меня с приехавшим к нему в гости старинным петербургским приятелем. А им оказался никто иной, как друг юности Есенина Анатолий Мариенгоф! Надо ли говорить, как я был доволен, хотя Анатолий Борисович о Есенине не рассказал ничего, сверх описанного им в «Романе без вранья». Я услышал и о приезде их в Пятигорск и посещении «Домика Лермонтова». Об эпизоде с жеребенком, пытавшемся обогнать поезд, в котором они ехали на Кавказ. Это, как известно, позволило Есенину написать блестящие строки в поэме «Сорокоуст».

Сейчас, когда опубликованы «Роман без вранья, и другие материалы к биографии Есенина, когда все, связанное с пребыванием его и Мариенгофа на Кавминводах, описано-переписано нашими краеведами, об этом может узнать любой желающий. Тогда же все было для меня новым, интересным, волнующим. Осталась, правда, одна загадка, о которой я тогда забыл, а много лет спустя вспомнил и получил разгадку. Мариенгоф упомянул о некоем драматурге, которого они с Есениным навестили в Пятигорске. Как оказалось, это был Алексей Славский, живший тогда в доме номер тринадцать на улице Теплосерной. Его пьесы «Пять ночей», «Красный орленок», «Сосны шумят», очень популярные в то время, ныне напрочь забыты, как и их автор. Я более десяти лет жил в соседнем, пятнадцатом, номере и ничего не знал об этом. А «озвучил» этот факт А. Б. Модылевский, описавший историю Теплосерной в своей книге «Все тайны старинной улицы». Указано, что в 1920 году Славянского навещал посетивший Пятигорск Сергей Есенин, приятель драматурга. Но все это, повторяю, выяснилось уже в последние годы. А тогда я долго не мог прийти в себя после этой встречи и общения с человеком, так близко знавшим любимого мною поэта.

Помню, как в середине пятидесятых началось его «возвращение» к читателям. Был красиво издан двухтомник Есенина. О том, что он должен поступить в продажу, стало известно заранее. Началась запись желающих купить его. Несколько раз производилась перекличка и проверка списка. В назначенный день, к открытию магазина «Книготорга», собралась огромная толпа. Активисты строго проверяли каждого, кому выписывался чек для оплаты. Все знали, что в продажу должно было поступить 50 экземпляров. Но, о, ужас!, продавцы решили припрятать несколько. Когда это выяснилось, разразился грандиозный скандал. В результате недостающие книги были просто выброшены на прилавок и достались, скорее всего, не последним очередникам, а самым ловким. После этого некоторые счастливцы долго разгуливали по проспекту с заветными зелеными томиками в руках.

Смешно и грустно вспоминать об этом, тем более что довольно скоро книги Есенина перестали быть дефицитом. Его стихи зазвучали по радио, в концертах, по телевидению. Не так давно был даже показан сериал о последних днях поэта. Появились биографические материалы, в том числе и дававшие повод спорить о том, покончил ли поэт с собой или был лишен жизни насильственно. Впрочем, далеко не всех это волнует, но все с удовольствием читают или слушают чудесные стихи поэта. И, конечно, песни, на которые так вдохновляют композиторов певучие строки Есенина. Их поют не только в эфире или с эстрады, но и на праздничных застольях, у походного костра, просто в компании, зачастую даже не зная автора. Это ли не показатель подлинной всенародности когда-то гонимого и запрещаемого поэта?